Про Конго, джунгли и летчика Петрова
Сам погибай, а товарища выручай. Если прикладывать эту поговорку к полю боя, вопросов нет. Любой офицер, какими бы погонами и званиями ни обладал, готов рисковать своей жизнью ради другого. Но – в чем парадокс – жизнью, а не креслом. Чем иным объяснить злоключения полковника Дмитрия Петрова, без малого уже четверть века живущего в неопределенном статусе? С одной стороны – герой, на примере которого можно воспитывать военную смену. С другой…
Начнем с предыстории. Дело было в начале «веселых» для Российской армии 90-х. Военный летчик 1-го класса полковник Дмитрий Петров уверенно шел к пенсии. Заместителю начальника отдела подготовки летного состава ввуза ВВС летом 1992-го оставалось служить два года.
Дан приказ ему на Конго
Сказать «ничто не предвещало» будет неправдой: армию к тому времени уже колбасило по полной программе. И при повальных сокращениях всего и вся должность полковника Петрова исчезла из штата управления. Очень неприятная ситуация, тем более накануне дембеля. Но в управлении кадров Петрову сказали, что есть заявка на старшего авиационной группы, летчика-инструктора на Миг-21бис. Один нюанс: на новое место службы придется отправиться в Конго.
Летчика вначале откомандировали в 10-е Главное управление Минобороны, оформили его поездку через Росвооружение, а зарплату в Браззавиле ему платило торгпредство.
Группа – три человека. Петров старший, с ним авиатехник и специалист по РЭО. Работа неизнурительная: нужно время от времени поднимать имеющиеся в распоряжении конголезского правительства МиГи в воздух, простой не должен превышать регламентных сроков. С ноября 1992-го Дмитрий Петров приступил к выполнению обязанностей, потихоньку обжился, вник в местные нравы. Нравы были так себе – конголезцы особо за матчастью не следили, с диспетчерским обеспечением полетов вообще оказались полные дрова. Складывалось ощущение, что им все законы и правила авиации по барабану. Но нужда в стальных птицах периодически возникала.
Там, за облаками
4 июня 1993 года летчика Петрова вызвали на авиабазу и поставили задачу. Нужно взлететь и кружить в зоне ожидания, а как поступит команда – пройти разок-другой над стадионом. Вроде бы на арене намечался митинг противников режима и нужно показать, кто в доме хозяин. Погода была неважнецкая, десятибалльная облачность на 300–400 метрах, привод не работает. Но Петров и не собирался терять землю из виду.
Заправили по минимуму, полет предстоял буквально на полчаса. Летчик обязан был взять с собой пистолет, как требует инструкция, но он в оружейке, открыть некому, конголезские чины торопят с вылетом.
Полетел без пистолета. Где надо подождал, над чем надо прошел, начал заходить на посадку. И слышит команду диспетчера: посадку запрещаю, встречным курсом взлетает другой борт. Начал набирать высоту, отходить в сторону, и тут все пошло наперекосяк. Холмы по курсу заставили набрать запас высоты, и это было некстати – самолет вошел в облачность, мгновенно пробил ее… И тут Петров оценил проблему: к слепому полету он готов не был, а снижаться наобум при такой низкой облачности слишком опасно. Еще и связь с диспетчером оборвалась. Горючее на нуле, двигатель через несколько минут остановится, снижаться нельзя. Думай, Петров!
Геройствовать он не собирался. Набрал еще немного высоты, увидел узкую щель в облачности и полетел к ней – нужно было сориентироваться, по возможности постараться вернуться к аэродрому (он на берегу реки Конго, ориентир заметный), а кончится керосин – катапультироваться. Двигатель замолчал раньше, чем летчик приступил к выполнению намеченного плана. Единственное, что успел, – опуститься ниже облачности. Приготовился, поджал ноги и дернул держки катапульты. Ни-че-го. Только свист воздуха за так и не открывшимся фонарем кабины.
Местность холмистая, садиться некуда, да и не создан МиГ-21 для посадок без двигателя – планирует немногим лучше утюга. Но вариантов нет, пришлось летчику-инструктору действовать в режиме чрезвычайного происшествия. Был бы молодой – наверное, запаниковал бы, а когда к полтиннику, человек становится неспешным и осмотрительным. Пусть шансы на благополучную посадку нулевые, но все, что происходило перед этим, Петров мотал на ус. Главное запомнил – под ним в заросшей расселине мелькнула речка. Садился на склон холма, с креном, удар был сильный, и все время, пока самолет пахал оранжевую африканскую землю, не покидала мысль, что сейчас от сотрясения все-таки сработает катапульта, тогда все эти ухищрения по спасению пойдут прахом. Катапульта промолчала, и Петров воспринял это как подарок судьбы.
Призрачные шансы
Пережив свой второй день рождения, полковник произвел инвентаризацию организма и понял, что самое страшное только начинается: кровоточит разбитое маской лицо, дико болит спина. Одежда – легкий летный костюм, ни ножа, ни воды, ни еды, ни аварийной радиостанции. Все средства спасения находятся в НАЗе (носимый аварийный запас), НАЗ – в парашютной укладке, парашют – в катапультном кресле. Еще раз дразнить катапульту летчик не стал, понимая: если оторвет голову, то рация уже не поможет.
Его спасла предусмотрительность – та речка, которую он успел заметить при головоломной посадке, вывела его к людям.
Тут я намеренно пропускаю пятидневную одиссею Дмитрия Петрова в конголезских джунглях. Первый раз о ней написала «Вечерняя Москва» осенью 1993-го, и с тех пор публикации появляются регулярно. Главный специалист, преподававший летчикам науку поведения в экстремальных условиях, легендарный Владимир Волович включил описание действий Дмитрия Петрова в джунглях в свою «Энциклопедию выживания». Более того, рассказ об этом оказался в учебнике ОБЖ для 5–6-х классов. Воловича привело в восхищение, как летчик раз за разом решал проблемы, каждая из которых грозила смертью: как утолял жажду по пути к реке, выбирал способ передвижения, организовывал ночлег…
Петров сумел выйти к людям в богом забытую деревушку, оттуда послали гонца к соседям, где был телефон, а уж после звонка в Браззавиль за летчиком, которого уже не чаяли увидеть живым, выслали вертолет.
Штабной марафон
За время скитания в джунглях Петров подхватил малярию и имел шанс не вернуться из Африки еще и по этой причине. Но выжил. По прилету в Москву прошел медкомиссию, которая выявила у него компрессионный перелом позвоночника, выдала вторую группу инвалидности и списала полковника и с летной работы, и из Вооруженных Сил.
Тогда же начались поиски смысла: как себя проявил летчик, герой он или раздолбай, казнить его или миловать? Дело расследовали, и по словам Петрова, ему показали толстую папочку, где все подшито и задокументировано. На руки не дали, что внутри не сказали. Но обвинили в несоблюдении НПП, в халатности, в отсутствии требовательности, только что не заставили платить из пенсии за угробленный самолет. И как-то мягко дело само собой подошло к «нулевому варианту»: вроде как не разгильдяй, но и совсем не герой. А Петрову чисто по-человечески обидно. Он же сам учил курсантов и понимает, насколько приобретенный им в Африке опыт необходим будущим летчикам. Нет, никто не побежит сажать истребитель с неработающим двигателем в джунгли и саванну. Важен сам факт, подтверждающий лозунг «Безвыходных положений не бывает». Борись до конца, не опускай рук, используй все шансы, даже невозможные… Или нам не нужны сейчас такие примеры? Но командование ВВС тогда ограничилось формулировкой: «Проявил мужество при спасении личной жизни», то есть сам виноват и нечего нам тут.
А морпех Александр Позынич, погибший в Сирии при спасении штурмана сбитого турками Су-24 капитана Константина Мурахтина, – герой или «проявил неосторожность при выполнении задания»? А сам Мурахтин, предпринявший все меры к своему спасению, находясь буквально в нескольких метрах от разыскивавших его джихадистов, – личную жизнь спасал или все-таки думал и о тех, кто рискует, разыскивая его?
Петрова некому было искать, и спасал он не только себя, но и тот бесценный опыт, который дает каждая нештатная ситуация, разрешившаяся благополучно. Ни до, ни, слава богу, после Петрова у российских летчиков не было подобного опыта, все наставления по выживанию в тропиках писались по результатам экспедиций, а не реальных происшествий. Не прояви полковник инициативу и характер, останься ждать помощи у самолета, как положено, – быть ему награжденным. Посмертно. А может, и бог с ними, с государственными подтверждениями того, что ты честно служил и сделал все что мог?
Хотя не все так просто. У Дмитрия Петрова подрастают внуки, и им бы надо знать, кто их дед – списанный по здоровью неудачник или герой, чей пример поможет выжить многим другим людям рисковых профессий, оказавшимся в безнадежной ситуации.
И наши, и вражеские военные спецы приводят умопомрачительные цифры, когда оценивают, во сколько государству обходится летчик. И ради спасения попавших в беду рискуют жизнью и погибают спецназовцы. Это великая вещь – знать, что свои ни при каких обстоятельствах тебя не бросят.
А выходит – бросают. Свои же летчики, дослужившиеся до высоких должностей. Наверное, заставь тех, кто писал рапорты, что Петров не герой и ничего не заслужил, отправиться на его поиски в джунгли – полетели бы, не задумываясь, и жизнью рисковали бы. Но рискнуть даже в самой малой степени не креслом, нет – отношением высокого начальства – это для штабных страшнее смерти.
Наверное, в 1993 году, когда армия и страна не знали, что с ними будет завтра, ситуация была такой, что любая промашка в штабной деятельности могла иметь для ошибившегося плачевные последствия. Спишем на это. Но сейчас, когда уже никому ничего не грозит, когда армия всерьез озаботилась своей гордостью, может, пора достать ту папочку с делом полковника Петрова?